Ты вечно останешься под влиянием моего поцелуя.
Ты будешь прекрасна, как я. Ты будешь любить то,
что меня любит и что я люблю: воду, облака,
молчание, ночь, безграничное и зеленое море;
воду, бесформенную и многообразную, страны,
где ты не будешь, возлюбленного, которого ты не
узнаешь, чудовищные цветы, потрясающие волю
ароматы, кошек, замирающих на пианино и
стонущих, как женщины, хриплым голосом.
С чего, собственно, все началось...
тыкОднозначно могу сказать только то, что течение символизма для меня неразрывно связано с именами трех французов - Рембо, Верлена и Бодлера.
Познакомившись с его стихами, я поняла, почему его так ценились и им восхищались Артюр и Поль...
И почему именно его называют отцом, родоначальником французского символизма.
Теперь очень хочется добраться до его прозы...
Теофиль Готье о БодлереРодители Бодлера не разделяли его поэтических наклонностей.
Они отправили его путешествовать, чтобы дать другое направление его мыслям, в которых он упорствовал. Tuij отправили очень далеко. Порученный капитану корабля, он объехал морем Индию, видел острова Маврикий, Бурбон, Мадагаскар, может быть, Цейлон, некоторые места в устьях Ганга и все-таки не отказался от своего намерения стать поэтом. Тщетно старались заинтересовать его торговлей, - сбыт товаров не занимал его; торговля быками для доставления бифтексов англичанам в Индии не прельщала его, и из всего длинного путешествия он вынес только ослепление пышностью, которое сохранил на всю жизнь. Его пленяло небо, на котором блистают созвездия, неизвестные в Европе; великолепные исполинские растения с всепроникающим ароматом, прекрасные причудливые пагоды, смуглые фигуры, задрапированные в белые ткани, - вся эта экзотическая природа, такая знойная, мощная и яркая; в своих стихах он часто вновь и вновь возвращается от туманов в слякоти Парижа к этим странам лазури, света и ароматов. В его самых мрачных произведениях вдруг точно откроется окно, через которое, вместо черных труб и дымных крыш, глянет на вас синее море Индии или какой-нибудь золотой берег, где легкой поступью проходит стройная фигура полунагой жительницы Малабара, несущей на голове глиняный кувшин. Именно во время этого путешествия он создал себе культ черной Венеры, которому и остался верен всю жизнь.
Когда он вернулся из этих дальних странствований, наступило как раз его совершеннолетие. Не было больше никаких оснований противиться призванию Бодлера. Призвание это только окрепло в борьбе с препятствиями, и ничто не могло теперь отклонить поэта от его цели.
Поэт «Цветов зла» любил то, что ошибочно называется стилем декаданса и есть не что иное, как искусство, достигшее той степени крайней зрелости, которая находит свое выражение в косых лучах заката дряхлеющих цивилизаций: столь изобретательный, сложный, искусственный, полный изысканных оттенков, раздвигающий границы языка, пользующийся всевозможными техническими терминами, заимствующий краски со всех палитр, звуки со всех клавиатур, усиливающийся передать мысль в самых ее неуловимых оттенках, а формы в самых неуловимых очертаниях; он чутко внимает тончайшим откровениям невроза, признаниям стареющей и извращенной страсти, причудливым галлюцинациям навязчивой идеи, переходящей в безумие. Этот «стиль декаданса» - последнее слово языка, которому дано все выразить и которое доходит до крайности преувеличения. Он напоминает уже тронутый разложением язык Римской империи и сложную утонченноять византийской школы, последней формы греческого искусства, впавшего в расплывчатость. Таким бывает, необходимо и фатально, язык народов и цивилизаций, когда искусственная жизнь заменяет жизнь естественную и развивает у человечества неизвестные до тех пор потребности.
Он ненавидел зло, как отклонение от математической правильности, от нормы, и в качестве безупречного джентльмена презирал его, как неприличное, смешное, мещанское и, главное, неопрятное.
У истины нет ничего общего с песнями; все, что составляет очарование, неотразимую прелесть песни, - все это только лишило бы истину власти и могущества. Холодный, спокойный, бесстрастный дух доказательства пугает Музу с ее алмазами и цветами: ведь он – безусловная противоположность Духу поэзии. Чистый разум стремиться к Истине, эстетический вкус ищет Красоты, а моральное нравственное чувство научает нас Долгу.
В поэме, как и в романе, в сонете, как и в новелле, - все должно клониться к развязке. Хороший автор видит уже последнюю строчку, когда только пишет первую.
Бодлер много говорил о своих мыслях, очень мало – о чувствах и никогда – о поступках.
Теофиль Готье
20.02.1868
Замысел поэтического сборника у Бодлера возник в 1845 г. Первоначально он должен был называться «Лесбиянки», затем «Лимбы». Название «Цветы зла» было дано серии из 18-ти стихотворений, опубликованных в 1855 г. В «Ревю де Де Монд».
Вскоре книга привлекла пристальное внимание Управления общественной безопасности; было составлено заключение о том, что «Цветы зла» бросают вызов религии и нравственности.
17 июля (сборник поступил в продажу в конце июня) 1857 г. генеральный прокурор дал согласие на возбуждение дела против Бодлера и издателей и потребовал конфисковать все нераспроданные экземпляры книги.
20 августа состоялось судебное заседание и в тот же день был вынесен приговор по делу. Автор был признан виновным в нанесении оскорбления общественной морали и добропорядочным нравам. Поэта и издателей приговорили к крупному штрафу, а также постановили изъять из сборника 6 стихотворений.