Отпуск на Окинаве

[~Хисока~]

Название: Отпуск на Окинаве
Автор: ~Хисока~
Фэндом: Yami no Matsuei
Пейринг: Цузуки/Хисока, Хисока/ОС
Жанр: OC, ООС, АУ, романс
Рейтинг: G
Размер: 6 374 слов
Статус: закончен
Дисклаймер: не мое, не претендую.
Описание: напарники отправляются в отпуск, но все идет совсем не так, как они планировали. Очередное разногласие приводит Хисоку в паралельное измерение.
От автора: еще один фанфик на тему отпуска моей любимой пары. Ничего не могу с собой поделать, нравится мне писать об этом.
Примечание: написано для моего Асато

До тех пор, пока существует интервал времени, созданный мыслью, должен быть и непрекращающийся страх. Поэтому человек задает себе вопрос: «Может ли этот интервал перестать существовать?» Если вы говорите: «Прекратится ли он когда-нибудь?», то это уже идея, это нечто такое, чего вы хотите достичь, - а значит, появился новый интервал, в котором вы как в ловушке.

(с) Джидду Кришнамурти

* * *

– Ты только посмотри, Хисока, – Асато с истинно детским восторгом оглядел холл гостиницы.
Это был третий день их отпуска. Если бы Цузуки поторопился, знакомство с горячими источниками и морским побережьем произошло бы для напарников еще на несколько дней раньше.
«Опять ведет себя как маленький...» – Хисока вздохнул и огляделся.
– А здесь и в правду красиво, – еще подходя к гостинице, эмпат успел оценить природные богатства южной префектуры Японии. Скалистые зубья, утопающие в сочной зелени, да еще и в непосредственной близости с морем. Это была сказка. И воздух здесь был чистым и свежим. Красота, будто попал в сказочный сон. Рядом с гостиницей находился небольшой пруд, в котором плавали лебеди.
Номер оказался просторным и уютным. Окна выходили на набережную, обставленный цветами балкон. Создавалась атмосфера покоя и уюта. До тех пор, пока напарники не поняли, что кровать в номере одна.
Хисока смутился и что-то фыркнув, выскочил на балкон.
«Это неправильно! Так не должно быть!» – вертелось в голове у Куросаки.
Асато же тем временем, не снимая обуви, распластался на кровати. В голове возник неясный шум, который плавно перерастал в боль. Цузуки приподнял веки – взор застилала какая-то фиолетовая дымка. Ему казалось, что в душе образовалась дыра, из которой потоками идет ненависть.
«Откуда это?» – он едва успел об этом подумать, как все тут же исчезло.
– В обуви и на кровать? – Хисока стоял возле балкона и сверлил напарника взглядом. Но когда Куросаки увидел растерянные глаза напарника, взгляд эмпата прояснился. – Цузуки, – он подошел и сел рядом, – с тобой все в порядке? – он потянулся к эмоциям напарника, но тут же наткнулся на ментальный щит.
– Не прикасайся, – голос фиолетовоглазого синигами был похож на низкий рык.
«Чего?! Чего я несу! – в один момент Асато почувствовал себя сторонним наблюдателем. Сейчас нечто другое управляло этим телом. – Та-а-ак! Надо взять себя под контроль!» В это же время Асато посмотрел на эмпата. Его глаза сияли, становясь еще более темными.
– Что, маленький, пришел погреться? – на губах появилась кривая усмешка.
Глаза Хисоки на самом деле горели, но сейчас в них можно было легко прочесть лишь непонимание и беспокойство, которые вот-вот накроет волной обиды.
– Перестань! Да что же с тобой, Цузуки? – стиснув зубы, крикнул он и схватил напарника за руку. Тут же его глаза расширились от ужаса.
– Это не ты... – прошептал эмпат. – Ты не мой Цузуки!
– А я уже стал твоим? – Асато дернулся на спину и опрокинул его на себя.
– Цу...зу...ки... – Хисока не знал, что ему делать. Он был так близко к напарнику, что его дыхание просто обжигало юношу. Рядом с ним лежал самый близкий и дорогой ему человек. Вот только это был не его напарник. Не его Цузуки!
– Еще скажи, что я тебе чужой! – фиолетовые глаза будто заглядывают в самую душу эмпата.
«В его взгляде холод, который я никогда еще не видел. Что же с ним? Цузуки, вернись!» – обжигающая влага упала на лицо Асато.
– Хисока, – голос охрипший, а слова имени вылетают как-то скомкано. – Прости, Хисока...
– Цузуки... – он лишь крепче обнял напарника, уткнувшись носом ему в ключицу.
– Я... мне так стыдно, – старший синигами, едва касаясь, обнял Хисоку. – Я не могу понять, что на меня нашло. Все-таки надо было пройти обследование.
– Глупости! – эмпат прикоснулся своим лбом ко лбу напарника. Его глаза смотрели в аметистовые глаза Цузуки.
В комнате повисло молчание.
«Обследование», – это слово не давало Куросаки покоя, он не на шутку волновался за Асато. И был готов предложить тому вернуться обратно, чтобы выяснить причину инцидента... Но тут же представил его реакцию. Ведь Цузуки сделает все на свете, чтобы он забыл об этом. Но ведь Хисока не собирался забывать. Все, что угодно, только не закрыть на это глаза.
«Что же мне делать» – Куросаки мысленно уткнулся в тупик.
Единственное, что он сейчас мог – это отдать Асато частичку своего тепла. Он никогда и ни для кого этого не делал, но сейчас, казалось бы, это было единственно правильным решением.
Хисока всегда знал, что если с ним что-то случится, Цузуки его спасет. Больше всего на свете он боялся потерять напарника по своей ошибке. Сейчас он отчетливо понимал, что должен быть с ним, что он ему просто необходим.
– Как ты себя чувствуешь? – эмпат нежно коснулся рукой щеки напарника...
Цузуки поймал его руку и переплел его пальцы со своими.
– Хисока, – он старался улыбнуться, – мне уже лучше.
Тревога лишь усилилась. Куросаки приложил максимум усилий, чтобы Асато ни о чем не догадался. Если нужно, он поставит барьер. Все для того, чтобы избавить напарника от чувства вины.
– Цузуки... – он говорил еле слышно, выдыхая каждое слово почти в губы фиалковоглазого синигами, – если бы что-то было не так, ты... ты бы сказал мне? – во взгляде читается надежда.
– Конечно, Хисока, – он, не отстраняясь, посмотрел в глаза напарника. – А ты мне?
Во взгляде младшего синигами читается удивление. Вопрос явно застал его врасплох.
«Только если эта правда не заставит тебя страдать…»
– Бака, неужели может быть по-другому? Мы ведь напарники! – попытка улыбнуться.
– Настолько близкие, что можем валяться друг на друге, – на этот раз Цузуки искренне улыбнулся.
Слова Асато заставили Хисоку покраснеть.
«БАКА!»
– Ты первый начал! – выпалил юноша и уже был готов слезть с напарника. Но даже сейчас он не смог позволить себе ответить единственно верно и искренне.
– Куда спешим? Можно еще поваляться, – Асато не держал силой, но и рук не разомкнул.
Куросаки положил голову ему на плечо, прислушиваясь к дыханию и стуку сердца напарника.
«С ним всегда так легко...»

запись создана: 12.05.2010 в 17:54

@музыка: Oliva Lufkin - Starless Night

@темы: Цузуки, Yami no Matsuei, Хисока

Comments

[Kanashimi-san]

~Хисока~
*Умиленно смотрит*..прелесть

[~Хисока~]

Yohji Kudo-san , *смутилась*
там ведь еще не началось основное действие...
я рада, что тебе нравится!

[Kanashimi-san]

~Хисока~ *улыбка*..ты пишешь очень Мило, в хорошем смысле этого слова..
Кстати, это тебеwww.diary.ru/~Balinese1990/p108549560.htm

[~Хисока~]

Yohji Kudo-san , я знаю. я умею писать или флафф, или стеб - третьего не дано *смеется*
я уже откоментил ты меня смутил... третий раз за день! спасибо тебе! большое при большое

[Kanashimi-san]

~Хисока~
*Улыбка*..Оу, да! Я смущаю людей

[zlenok]

~Хисока~ Прелесть. Опять - заинтриговала.
Yohji Kudo-san А ты сможешь смутить шикигами? *смотрит с любопытством*

[~Хисока~]

smoky_vs_rei , как сказал Йоджи, заинтриговывать я умею))

[zlenok]

Да, это да)))))

[Мэлис Крэш]

Подписываюсь

[~Хисока~]

Мэлис Крэш , это так неожиданно... и приятно. спасибо тебе

[~Хисока~]

* * *

Встречать закат на пляже – романтика во плоти. Асато расстелил плед на песке и опустившись на колени, стал выкладывать содержимое небольшой сумки, сопровождая это негромкими комментариями:
– Этого надо было побольше взять, а этого еще больше. Как я мог забыть?!
– Цузуки! Какая красота! – Хисока завороженно и с замиранием сердца уставился на морской пейзаж. Он наблюдал, как солнце приближалось к водяной глади, готовое вот-вот погрузиться в нее. Море было спокойным, лишь небольшие волны от проходящих невдалеке от катамаранов могли потревожить его спокойствие. У Куросаки аж дух перехватывало.
«Как же здесь красиво...» – вероятно, сейчас он переживал лучшие моменты в своей жизни.
– Я рад, что сегодня разделю этот закат с тобой, – то ли мысленно, то ли вслух произнес эмпат.
Цузуки, отвлекшись разом от еды, переспросил:
– Делить со мной?
Хисока оторвался на мгновение от водяной глади и посмотрел прямо в глаза напарнику.
– Да. Я едва ли не впервые наблюдаю такую красоту. И таким закатом просто грех любоваться одному – его нужно делить с тем, кто тебе дорог, – прошептал он. – И мне вдвойне приятно, что свой первый закат на берегу моря я подарю тебе, – лицо эмпата покрыл смущенный румянец. Он тут же отвернулся, продолжая наблюдать за солнечным диском, который как раз начал окунаться в теплое море. Его голос звучал необычно: без привычного холода. Сейчас он снял все свои барьеры и позволил себе быть таким, какой он есть.
«Почему? Куда исчезла потребность защищаться?» – мысленно спрашивал он сам себя. Куросаки не понимал, что происходит, но ощущение того, что он попал в сказку, не покидало его ни на секунду.
– Море чудесно, Хисока, – Цузуки с улыбкой наблюдал за преобразившимся напарником. – Порой так и хочется стать его частью, растворяясь в нем без остатка.
Куросаки скользнул к нему на плед. Оторвавшись, наконец, от созерцания пейзажа, он каким-то непривычным для себя теплым голосом произнес:
– Цузуки, так что там с ужином? – на губах играла легкая, едва заметная улыбка.
– Ну-у, – протянул синигами, – пара рогаликов, два эклера и упаковка пирожных.
С минуту обдумывая столь сложный выбор, эмпат все-таки выбрал эклер.
– А тебе самому не мало будет? – Хисока посмотрел в фиолетовые глаза напарника, доедающего пирожное...
– Мне хватит, – он сосредоточено слизывал крем с пальцев. – Я взял отпуск в том числе и от сладкого.
Эмпат едва не подавился, не веря своим ушам:
– ОТ ЧЕГО ТЫ ВЗЯЛ ОТПУСК???
– А то я уже толстеть начал, – рассмеялся Асато.
«Бака! Он издевается надо мной!»

* * *

– Цузуки, – обратился к нему Куросаки. – О чем ты думаешь?
– Думаю о том, что каждый из нас несет крест за свои грехи при жизни, – Асато задумчиво устремил свой взгляд вдаль. – Каждому был дарован шанс. Вот только для чего? – он сжал в ладони горсть песка. – Быть счастливым? Нет, вряд ли. Мы умерли, и счастье осталось там, за границей жизни…
– Наше счастье в наших руках, – в зеленых глазах читается удивление. – Только от нашего желания быть счастливым зависит, будет ли оно у нас, – Хисока легонько касается его руки. – Ты слишком много думаешь. Если наши грехи и были при жизни, то мы за них уже заплатили сполна. Не думай об этом, просто живи! И если хочешь быть счастлив, то будь им!
Цузуки жмурится, словно ему больно, и резко расслабляется. Внезапным порывом сжимает пальцы Хисоки в руке.
– Не давай своим страхам завладеть тобой! – почти шепотом продолжает эмпат. – Покажи им, что ты сильнее. Таких, как ты, больше нет. Ты удивительный… Самый лучший. И ты, как никто другой, просто обязан быть счастлив! – Куросаки затих, размышляя, не сказал ли он чего лишнего.
Солнце, окунаясь в морскую гладь, откидывало на вечернем небе яркие блики, окрашивая его в фиолетово-розовые оттенки, чтобы спустя мгновение исчезнуть на всю ночь, уступая место своей сестре луне.
На небе уже появились первые звезды, одиноко мерцая то там, то здесь. Солнечное зарево, видневшееся на горизонте, все еще мешало им вступить в свои права.
Под шум прибоя и тихий голос напарника Асато задремал. Хисока лег рядышком, касаясь головой его плеча, и смотрел на звезды, которых с каждым мгновение становилось все больше. Созвездия Большой и Малой медведиц, Гончих псов и Волопаса, Пегаса, Кассеопеи и Андромеды... Юноша смотрел на знакомые звездные узоры, вспоминая мифы, связанные с ними, и мысленно улыбался. На душе было на удивление спокойно. Внезапно две звездочки, оторвавшись от небосвода, полетели вниз. Хисока смотрел широко раскрытыми глазами.
«Нужно успеть загадать желание, пока они не скрылись за горизонтом».
Он зажмурился, думая о сокровенном.

Цузуки приоткрыл один глаз, но раскинувшаяся наверху бездна заставила его широко распахнуть оба.
– Асато, что случилось? – на него устремился встревоженный взгляд изумрудных глаз. Волна непонятных и тревожных эмоций не могла скрыться от эмпата. – Дурной сон?
– Тебе не кажется, что я изменился в последнее время? – вместо ответа выпалил старший синигами. Натолкнувшись на взгляд напарника, он тут же пожалел о сказанном.
«Он и так слишком чувствительный. Нельзя его беспокоить», – пронеслось в его голове.
– Изменился? – повторил за ним Хисока... – Но ведь мы все меняемся…
«Странным было бы скорее то, если после всего случившегося ты не изменился...» – мысленно добавил он, и тут же вспомнился огонь Тоды, отчаяние, которое им тогда завладело, и панический страх... Страх потерять своего первого друга, самого близкого и дорогого ему человека. Ведь Хисока сам изменился. Тот страх надломил его скорлупу.
– К тебе вернулось желание жить! – взгляд зеленых глаз прояснился.
«И ты снова тот Цузуки, которого я знаю… Мой Цузуки».

«Жить... Многие люди на земле «живут», но жизнь ли это? Они ругаются и клянут ее, но перед самой границей смерти сдают назад, цепляясь за нее изо всех сил. Ему ли, синигами, этого не знать. Странно звучит само слово «жизнь» для того, кто умер почти столетие назад».

– Не правильно, Хисока, я существую. Именно поэтому я так легко был готов расстаться с жизнью. Сказать по правде, я никогда ею не дорожил. Это правда, но не вся, – равнодушно добавил Асато и погрузился в размышления, снова закрываясь от эмпата.
С появлением в его жизни зеленоглазого синигами внутри зародилось какое-то приятное, согревающее душу чувство. Возможно, наконец, то чувство родственных уз и ответственность. Цузуки чувствовал себя обязанным защитить напарника во что бы то ни стало.
В фиалковых глазах застыла тень грусти и какой-то далекий холод. Казалось, что из прошлой жизни, такой привычный, но уже чужой. Крепче сжав руку друга, Куросаки тихо произнес:
– Вспомни о том, без чего ты не представляешь своей жизни? То, без чего она теряет всякий смысл, становясь не жизнью, а, как ты выражаешься, существованием? У каждого человека должна быть такая отдушина, которая помогает не отчаиваться в трудную минуту и согревает душу, – он на минуту прервался, вспоминая свою жизнь до Энма-Тё и вздрогнул.
В те времена единственное, что его отвлекало от кошмара жизни, были боевые искусства, но это и близко не стояло с тем, что у него есть сейчас. Ведь сейчас у Хисоки появились друзья и семья, те самые, которые его ценят таким, какой он есть. И это было истинным счастьем. Смешно умереть, чтобы обрести свое счастье, но эмпат был уверен, что ради этого стоило умереть... А сейчас стоило жить – жить ради этих столь непривычных для него, но таких дорогих уз.
– Ты живешь, Цузуки! – продолжил Куросаки, – пока есть цель, пока есть те, кто тебе дорог, пока есть кого защищать и за что бороться, ТЫ ЖИВЕШЬ!
Тело уже давно била мелкая дрожь. Юноша поежился, и, не выпуская руки напарника, откинулся на пледе и уставился вдаль. Туда, где море соединялось с небом в единое темное пятно, откуда так приятно веял прохладный бриз. Потоки свежего воздуха приятно ласкали его лицо. На какое-то время ему даже удалось унять дрожь. Вдруг вспомнилось желание, загаданное падающим звездам, и эмпат незаметно улыбнулся, пусть не губами, а в душе, но улыбнулся искренне...

Заметив дрожь напарника, Асато обнял его, уткнувшись носом в светлую макушку.
– Похоже, в мои планы входит защитить одного синигами от холода.
Хисока попытался что-то возразить, но осознал, что не хочет этому противиться. К тому же, ему наконец-то стало тепло.
– А ты знаешь, что вечером вода самая теплая? – Цузуки убрал с его лица непослушную челку.
– Знаю, и что с того?
– А то, – Асато разжал объятья и торопливо начал расстегивать рубашку.
Хисока было посмотрел в сторону напарника, но тут же отвел смущенный взгляд.
Старший синигами стащил с себя рубашку и потянулся к ремню. Его спешка была обозначена желанием поскорее слиться с морем и побарахтаться в нем вдоволь, не упуская ни капельки времени, которое он мог провести вот так – рядом с родным человеком и прекрасной стихией по соседству.
– Эй, Цузуки, а куда ты так спешишь? – эмпат обернулся и тут же застыл.
В небе уже появилась луна – изящный тонкий полумесяц, а звезды на нем напоминали дивные узоры на редчайшем ковре.
На пляже никого не было. Как ни странно, они выбрали такое место, которое больше походило на небольшое ущелье – с одной стороны скрытое от шума гостиничных комплексов и раздражающий световых прожекторов небольшими валунами, а с другой на несколько сот километров простирался пляж. И на всю округу никого. Невдалеке виднелась лодочная станция, но и там, казалось, тоже было безлюдно.
Водная гладь была спокойна и чиста. В волосах играл легкий ветерок. Пройдя босыми ногами по песку, Куросаки дошел до воды.

[Мэлис Крэш]

ой как классно

[~Хисока~]

Мэлис Крэш ,

[~Хисока~]

* * *

– Нет, ну как ребенок... – Хисока фыркнул, глядя на резвящегося в воде напарника, но все же зашел в воду почти по пояс.
– Эй, Хисока, если холодно, то лучше сразу нырнуть, – Цузуки, медленно проталкиваясь через толщу воды, подошел к напарнику. Поравнявшись с ним, он подхватывает его на руки и скрылся под водой.
Времени, чтобы осознать, что произошло, у Хисоки не было. Напарник поступил как всегда взбалмошно, ведомый первой мыслью, пришедшей в голову.
Эмпат погрузился воду, едва ли не обжигавшую его с непривычки своим холодом, пронизывающую каждую клеточку тела. Но это лишь в первые мгновения. Буквально через пару секунд привычное тепло вернулось. Вот только с воздухом он не рассчитал.
Цузуки, почувствовав, что тело напарника стало конвульсивно дергаться, начал всплывать. Синигами вряд ли могут утонуть, но тело, сохранившее реакции, не желало это признавать. Впрочем, как и многие другие реакции, оставшиеся от жизни «до смерти».
Как только голова Хисоки показалась на поверхности, он закашлялся. Остатки злости уходили вместе с пониманием того, что все закончилось. Но проигнорировать выходку напарника он просто не мог:
– Бака! – он запустил в Асато струйкой воды.
Тот в долгу не остался – ответный фонтан брызг не заставил себя ждать.
Хисока отправлял в напарника струйки за струйками, постепенно входя во вкус. А когда тот отвлекся на крик чаек, пролетающих над его головой, запрыгнул сверху на Асато.
Они ушли под воду. Дождавшись пока Цузуки вынырнет, Хисока повис у него на шее, пытаясь снова опрокинуть его в воду. Асато обнял эмпата за талию, тесно прижав того к себе. Дыхание начало сбиваться, и причиной этого была, отнюдь не усталость. Хисоку бросило в жар. И именно в этот момент они, обнимая друг друга, рухнули в воду.
Асато выпустил тело напарника, понимая, что тот никак не мог успеть вдохнуть, пятой точкой коснувшись дна, медленно взмахнул руками и начал всплывать.
Прошло уже больше минуты, а Куросаки так и не показался над поверхностью.

* * *

Когда до берега оставалось всего ничего, Хисока пришел в себя и снова откашлялся соленой водой. Он открыл глаза и посмотрел на напарника.
– Что? Что произошло?
– Почему ты не сказал, что не умеешь плавать? – в голосе Цузуки едва не прорезалась паника.
– Ты не спрашивал, – пожал тот плечами и приподнялся.
– Ответ неверный, – Асато уложил Хисоку обратно на песок. Эмпат смотрел прямо в аметистовые глаза напарника, ему казалось, что еще чуть-чуть – и он в них утонет. Его дыхание смешалось с дыханием Асато. В этот момент он осознал, что краснеет. Цузуки высился над ним, опираясь на локти у самой головы. Одним легким движением он сместился ниже, и яркие глаза цвета сирени замерли напротив изумрудных. Асато просто не знал, что предпринять.
«Он еще совсем ребенок...»
Хисока резко сел на песке, сбрасывая напарника. Он явно собирался последовать обратно в воду.
– Топчись только на мелководье, – крикнул ему в след Асато. – Завтра, когда у меня будет больше сил, обязательно научу тебя плавать.
Хисока лишь недовольно фыркнул. Он уже зашел по пояс и стал бродить вдоль берега, не замечая, как уходит все дальше. Сливаясь с морем, он впитывал его спокойствие и уединение.

Сфокусировав взгляд на ближайшем кусочке моря, Асато понял, чего, а точнее кого не хватает.
– Хисока! – он вскочил на ноги и бросился в воду. – ХИСОКА!
Он нырнул под воду и стал искать напарника, опасаясь самого страшного. Всплыв и снова оглядевшись по сторонам, Асато почувствовал, как его начала захлестывать паника.
– Хисока! – еще один надрывный крик, с нотками неприкрытого отчаяния.

[Мэлис Крэш]

Ой, страшно!

[~Хисока~]

Мэлис Крэш , *вздохнула* я ведь любитель ХЭ. что бы не ждало их впереди, напарники справятся!
а эт, Хиса на берегу)

[Мэлис Крэш]

Ну, надеюсь, что ты закончишь ХЭ!

[~Хисока~]

Мэлис Крэш , так и будет

[~Хисока~]

* * *

Куросаки обернулся и наконец понял, как далеко зашел. Он слышал, как где-то вдалеке его звал напарник.
«Все-таки заметил мое отсутствие, – он мысленно хмыкнул и побрел туда, от куда доносился голос. – Пора возвращаться».
Порыв прохладного, того, который дороже золота в жаркое полуденное время, ветра взъерошил светлые волосы, обласкав лицо. Далёкие крики чаек и никого на километры вокруг. Метров через двадцать впереди расположилась «россыпь» внушительных валунов причудливых очертаний и по странному промельку между камнями.
«Странно, я и не заметил их, когда шел», – Хисока шел вперед, и на мгновение юноше показалось, что он кого-то увидел прямо там, в камнях. Чем дальше он продвигался, тем отчетливее слышал тихое пение. Тягучие, мелодичные, невероятно красивые звуки складывались в какую-то грустную песню на непонятном языке.
Совершенно неуместная среди жаркого полдня, она напоминала скорее чей-то плач, тоскливый и отчаянный, но тихий, как спрятанная слеза. Казалось, кто-то безмолвно звал на помощь из клетки одиночества, и одновременно боялся, что кто-то услышит его сокровенную боль.
Опять словно какой-то странный промельк на границе бокового зрения – из тех, которые невозможно уловить, когда пытаешься сфокусировать на них взгляд. За одно мгновение мир вокруг эмпата неуловимо преобразился. Будто исчезло всё лишнее и осталось только море, небо и эти скалы, которые теперь казались неимоверно старыми и пропитанными вековым спокойствием. А песню будто пело само пространство. Тихо, печально и успокаивающе. Стирая мысли, усталость, смятение и все воспоминания, выталкивая их куда-то далеко-далеко за грань сознания, делая несущественными и совсем незаметными. Кажется, одним движением мысли можно коснуться самого дальнего облачка на небе и раствориться в неторопливом беге волн.
Если бы Хисока мог сейчас видеть себя со стороны, то обнаружил себя полулежащим, опершись спиной на один из камней и спящим с открытыми глазами. Но он этого не мог…
Больше не надо никуда идти и ни о чём думать. Здесь только шелест волн, пронзительно-голубое небо и бездонный вековой покой.

Куросаки был слишком взрослым, чтобы верить в сирен, но слишком маленьким, чтобы воспринимать чужое пение настолько серьезно, чтобы не слушать его...
Картинка перед глазами сменилась, но мозг еще не мог этого осознать. Он просто смотрел вперед, уставившись в одну точку. И совершенно не заметил, когда рядом появилась девушка, та самая, которая пела.
Пара ярко-бирюзовых глаз удивленно вглядывается в лицо «спящего». Лёгкое движение. Волна гладких, цвета светлого-светлого песка, почти белых волос падает из-за плеч, обтекая склонившееся к мальчику тонкое с острыми чертами лицо. Тонкие губы едва шевелятся, и тягучие грустные звуки не прерываются ни на мгновение, словно перетекая друг в друга, невесомо вплетаясь в шелест волн. Словно петь для неё так же естественно, как и дышать. Длинные гибкие пальцы вдумчиво исследуют лицо эмпата, задерживаются то на уголке губ, то на переносице, то медленно обрисовывают контур глаз.

Хисока же видел перед глазами только море. Солнечные блики играли в волнах. Крик чаек разносился в разные стороны... И тут произошло нечто необъяснимое – он как будто ощущает на себе чьи-то прохладные прикосновения, отчетливо чувствует чье-то присутствие, но никак не может понять, чье. Он не может увидеть...
«Что же это? Моя эмпатия никогда не врет. Кто здесь?» – последний вопрос так и остается в сознании Куросаки, так как его губы даже не пошевелились.

Мир, открытый её песней, она чувствует так же хорошо, как и то, что зовущие себя людьми считают единственным по-настоящему реальным. Но этот не такой, как те прошлые, заснувшие здесь. Кто он? Она знает, конечно же, но она проснулась совсем недавно и ещё так мало успела вспомнить. Это так сладостно-мучительно – каждый раз после пробуждения пытаться поймать ускользающие воспоминания об этом мире. Они испуганными бабочками ускользают в небо, стоит протянуть к ним руки, и возвращаются, когда сами сочтут нужным.
Но пока никак не вспомнить, кто же этот мальчик, одновременно и похожий и непохожий на прошлых встреченных ею. Он полон чего-то, оно бьёт через край но – что это? Лёгкие пестрые крылышки замирают на ладони. Точно… Это – боль. Он полон боли и смятения. Почему?
Холодные пальцы замирают на лбу Хисоки. И там, в мире из моря, неба и скал, из ниоткуда звучит вопрос:
– Ты помнишь своё имя?

Казалось, что прошла уже целая вечность. Тревога отошла куда-то на задний план. Куросаки заполняло лишь это море и небо, этот пляж и крик чаек где-то высоко в небе. Запах моря пропитал эмпата насквозь, слившись с его сущностью и сознанием. А ведь еще день назад он его даже не видел. Сейчас же Хисока ощущал себя его неотъемлемой частью. Но было в глубине его души нечто не поддающееся пониманию. Чувство такое сильное и такое знакомое, вот только он никак не мог вспомнить того, кто всколыхнул в нем это.
Ладонь ласково и задумчиво гладит лоб юноши. Каждым новым движением стирая нотки смятения, тревоги и боли из его души. Шелест волн, лёгкая морская пена… С каждой новой болью забирая воспоминания, причинившие ее. Небо, пронзительно голубое бездонное небо… Незаметно и бесшумно лица выскальзывают из памяти, песком рассыпаясь под босыми ногами. Чья-то фигура в белом, насмешливо-презрительный взгляд – всего мгновение – и не остаётся ни следа на ровном песке. Прикосновение бриза. Чьи-то фиолетовые тёплые глаза – задерживаются чуть дольше, словно безмолвно зовут вернуться, но мгновение – и уже никак не вспомнить, чьи же они. И в шепот волн снова вкрадывается тихий голос:
– Ты помнишь своё имя?

Становится легко и спокойно, и в тоже время пусто... Хисока больше не чувствует ни ненависти, ни боли, ни страдания... Но и то теплое чувство тоже начинает таять, растворяясь аметистовой дымкой...
«Стоп, почему именно аметистовой?!» – Куросаки неимоверным усилием воли пытает выбраться из плена этого наваждения. Ему это удается, но лишь на считанные мгновенья. Этого вполне достаточно, чтобы вспомнить взгляд его глаз.
По щеке покатилась слеза. Он не должен забыть! Казалось, что призрачные аметистовые глаза были единственно важными для Хисоки, и более реальными чем все то, что окружало его сейчас.
«Не забыть! Не забыть! Не...» – секунда – и глаза синигами закрываются, еще одна – и он уже лежит без сознания на песке.

Oнa yдивлeннo oдepгивaeт pyкy и зaмoлкaeт. Кaкoe гopячee чyвcтвo! Зaдyмчивo, кaк гaлькy пepeкaтывaeт в мыcляx пoдapeннoe eй им имя, кoтopoe eмy тeпepь нe вcпомнить:
– Цyзyки… Цyзyки… – пpиcлyшивaяcь к звyчaнию. – Аcaтo...
A вoт взгляд oн oтпycтить нe зaxoтeл... Пoчeмy?

Хисоку будто качает на теплых волнах забытья. Он не помнил уже ничего – ни кто он, ни как его зовут – ничего. Вот только взгляд глаз цвета фиалок его сознание упорно не хочет отпускать. Он не знает, почему, равно как и не знает, кому они принадлежат. Но Куросаки отчетливо понимает, что забывать их он не вправе!

– Цузуки... Цузуки... Хисока... Куросаки… – глухой стук гальки, а затем всплеск.
Улыбка, лёгкая и радостная – он отпустил своё имя. Грустные звуки снова вплетаются в шум прибоя – только на этот раз ласково и приглашающе. Она касается пальцами закрытых век, забирая его сознание полностью в тот другой мир, и тело мальчика начинает таять. Будь на его месте человек – и на пляже осталось бы просто тело в летаргическом сне, душа же синигами оставила за собой только лёгкую дымку. Бесследно растаявшую спустя мгновение.
«Кто такой Цузуки, мальчик? – она невинно хлопает глазами. – А Хисока? Ты их уже забыл…»

[Мэлис Крэш]

Бедный Хис...

[~Хисока~]

Мэлис Крэш , он сильный... он со всем справится! не переживай

[~Хисока~]

* * *

Глаза слепило яркое свечение. Вокруг было тихо и спокойно. Из-за избытка света мало что можно разобрать. И лишь спустя какое-то время Хисока понял, что все еще находится на том же пляже.
У эмпата было такое чувство, будто все звуки исчезли из мира, даже волны перестали перешептываться. А сам мир поблек и потускнел. Оказавшись законсервированным в вакууме, Куросаки прислонился к прохладному камню. Закрыв глаза, он попытался слиться с морем и таким же бездонным синим небом, но обнаружил в них лишь пустоту… Ни одного намека на живой организм. Вокруг не было ни души. Мир, в котором никого нет, мир одиночества…
Юноше на миг показалось, что он вернулся в свое прошлое, хотя все воспоминания покинули его сознание.
Но здесь, в этом пространстве, право на память о фиолетовых глазах была с честью отвоёвана, хотя Хисока сам этого и не знал. Больше никто и никогда не заставит его забыть их. Осталось только вспомнить, кому они принадлежат.
Вот только искать ответ на мучавший его вопрос, да еще и в этом мире, было бессмысленно. Куросаки мог потерять память, его могли лишить всех воспоминаний, но эмпатию невозможно было обмануть. Он не ощущал себя частью этого измерения. Здесь он вообще не мог чувствовать себя частью чего-либо. Будто заблудшая душа, ищущая свое пристанище, блуждал он по пустынному берегу.
До тех пор, пока не заметил впереди приближающуюся женскую фигуру. Но чем ближе он подходил к ней, тем таинственная незнакомка казалась дальше. Эмпат потянулся было к ней и застыл – жизни в ней он не почувствовал.
«Призрак, мираж или плод моего воображения?» – Хисока был готов поклясться, что находится во сне, нереальном и до боли неправдоподобным. Как же ему хотелось проснуться…

Девушка оглянулась через плечо, и сквозь промельк белой волны волос на мгновение становится, вопреки расстоянию, отчетливо видно ее улыбку. Ласковую и печальную. Пространство со всех сторон, разрывая пустоту, осыпается в никуда серым песком.
И следующий шаг эмпат делает уже на горную тропу. Море – слева и внизу, справа стена скалы уходит вверх, а он стоит на небольшой каменистой площадке с россыпью кустиков и одиноким деревом. Тропа впереди и тропа сзади.
И словно лёгким тёплым ветром веет. Всё прошлое и память за плечами, прямо перед ним, за пеленой хрустальной дымки. Близко и далеко одновременно, намертво связанные с душой мостиком из фиолетового взгляда. И тёплое чувство в глубине, что он был кем-то, что он и есть до сих пор тот «кто-то», и будет, сразу, как придёт срок растаять этой невесомой дымке.

«В этом тумане берег видит тот, кто хочет на него вернуться…»

Последние отблески утонувшего в воде за кромкой горизонта солнца и в тишине наполняющихся темнотой сумерек под ногами у Хисоки незаметные до этой поры начинают распускаться цветы. Темно-красные, синие и фиолетовые, с чёрными прожилками, робко, бесшумно и заворожено встречая ночь.
Теплые объятья летней ночи... Прислонившись к стволу дерева, Куросаки взглянул на небо, прямо над его головой тускло мерцало созвездие Андромеды. В сердце неприятно кольнуло. А вдалеке шумело море, накатываясь волнами о скалы. Юноша закрыл глаза.
Сознание заполняет аромат цветущей сакуры, а сквозь пелену мыслей доносится тихое пение. То самое, которое привело его сюда... С каждой новой строчкой песни оно становится все отчетливее и громче. Девушка в длинном цвета утреннего неба платье бесшумно скользнула босыми ногами на тропу...
– Кто ты? – произносит эмпат, но не губами – мысленно. – Скажи, где я?

* * *

Незнакомка замирает в нескольких шагах от него, с неприкрытым любопытством разглядывая его. И улыбается, невероятно тепло и ласково. Подходит ближе, касается его щеки холодными пальцами:
– Хочешь домой?
– Домой? – он удивленно переспрашивает, глядя куда-то за горизонт. – А где это?
– У тебя есть дом? – тихая грусть в глазах.
– Я... я не знаю... – Хисока касается пальцами висков.
– Оставайся, – не то просьба, не то приглашение, не то вопрос: «А хочешь ли ты остаться?»
– Я не помню, кто я... Я не знаю, где я... И я не знаю, где должен быть... – тихий шепот. – Но я чувствую одно, есть человек, рядом с которым я должен быть. Я не помню ни как его зовут, ни где он. Его глаза… Печальный и глубокий взгляд фиолетовых глаз... Я должен найти его, мой дом рядом с ним! – он осекся, что-то внутри не давало договорить до конца.
«Я должен его найти...» – эхом пронеслось в его голове.

Она опускает голову, закрывая глаза, и грустно улыбается. Уже уходит. А она только начала вспоминать. И этот танец цветных картинок из прошлого так завораживает. Как же давно не было такого, как он. Сколько их, пришедших сюда, связанных бессчетным числом ниточек-чувств с людьми из своего мира, оказывалось безгранично одинокими внутри. Сколько их, не пожелавших возвращаться... В такие моменты приходила память о том, что такое одиночество. Вязкое тёрпкое вино, оставляющее привкус свободы и холодной горечи на губах. Он же позволил ей вспомнить, какой ещё вкус может иметь свобода. Быть с кем-то в любом из миров, куда занесёт ветер…
Гибкие пальцы подбирают с земли маленький серый камешек и, на миг поднеся к губам, вкладывают его в ладонь Хисоки:
– Если тебе станет некуда возвращаться – приходи сюда.

Коснувшись его лба, она быстро разворачивается. Всплеск белой волны, бирюзовый блик – и тропа пустеет. В спину мальчика ударяет прохладный ветер – словно кто-то приоткрыл дверь в соседний мир. Тихая музыка распадается на отдельные звуки – то чей-то смех, то плач, то звуки грома, шелест дождя... И какие-то цветные кусочки калейдоскопа перед глазами – лица, события, чувства, имена, промельк фиолетового взгляда – совсем близко – кажется, только руку протянуть и вспомнишь.

На небе заревом отметился рассвет. Чуть красный диск солнца тронул небосвод. Куросаки огляделся.
«Куда теперь?»
Впереди были только горы, покрытые лесным ковром. А сзади… он не знал, стоит ли возвращаться назад. Хисока сжал в руке камень, подаренный таинственной незнакомкой, прикрыл глаза и подумал о том, как было бы хорошо оказаться сейчас дома.

[Мэлис Крэш]

ну слава Хаосу...

[~Хисока~]

Мэлис Крэш , *улыбнулась*
уже совсем немножко осталось)

[~Хисока~]

* * *

Цузуки метался по пляжу в поисках напарника. Он уже, казалось бы, сроднился с внутренней тревогой, страхом и отчаянием.
«С тобой снова играют, Асато», – отчетливо звучит мысль в голове, и он не может понять, ему ли она принадлежит, или пришла откуда-то извне.
Бессчетное количество раз он отправлял птицу искать Куросаки, но результат был неизменным – Хисоки нигде не было.
Он даже не сразу замечает, как меняет пейзаж вокруг. Лиловый туман заполняет собой все пространство, застилая, будто пеленой. Он ластиться к ногам, а сквозь дымку по бокам Цузуки то и дело мелькают стволы деревьев. Полдень за гранью тумана неуловимо меняется густыми сумерками, под ногами вместо песка начинают попадаться мелкие камешки.
«Бродить в этом тумане можно бесконечно. Если это иллюзия, то я ее развею», – он достает фуду перед собой и начинает читать заклинание.
Совсем рядом, за одним из деревьев, почти вплотную к Асато, выступает невысокая девушка с белыми волосами и ярко бирюзовыми глазами. Совсем по-детски недоуменно хлопает ресницами, в упор глядя на синигами снизу вверх. Туман скрывает ее.

На удивление Хисока никуда не перенесся. Он ничего не понимал. Ведь желание вернуться было неумолимо огромным, а чувство того, что он лишний в этом мире усиливалось с каждой минутой...
Где-то внизу, у самого подножья горной тропы заклубился туман. Внутри эмпата возникло необъяснимое чувство, будто в этом мире нет ничего роднее этой лиловой дымки. И, не сводя с нее глаз, Куросаки начинает к ней приближаться.

Цузуки чуть сильнее концентрируется, усиливая сияние. А в голове снова возник шум, рождая из ниоткуда мысли.
«Позволь мне найти... Найти мальчишку... И разорвать его», – размытыми фразами скользит чужой голос по краю сознания.
Поглощенный поиском, Асато не замечает, как из тумана начинает вырисовываться контур знакомой фигуры.

Куросаки замирает в нескольких шагах от старшего синигами. Он смотрит на него широко открытыми глазами, боясь спугнуть, будто мимолетное видение. Взгляд фиолетовых глаз прожигает насквозь. Покинувшие его воспоминания черной воронкой закрутились в сознании, мозаикой складываясь в целостную картинку.

– Хисока! – зовет напарник, совершено не видя его. Взгляд мечется по сторонам, пытаясь ухватить образ эмпата.
От знакомого и в тоже время такого далекого голоса последний вздрагивает и совершенно не знает, что сказать.
«Меня ли ищет этот парень? Или...» – он не успевает додумать, как делает пару шагов вперед, легонько касается плеча обладателя фиалковых глаз.
– Могу ли я вам чем-то помочь?

[zlenok]

Еще! Еще!

[~Хисока~]

smoky_vs_rei , *улыбнулась*
все будет

[Мэлис Крэш]

Ой, я не поняла... Асато тоже все забыл?

[zlenok]

Мэлис Крэш Придется ждать продолжения, чтобы узнать) Сестренкин опять интригует))))))

[~Хисока~]

Мэлис Крэш , *улыбнулась* не совсем)

smoky_vs_rei , я ж умею, ты знаешь